После переноса жестянок в камеру, Борский вставил их в назначенные им места, расправил зажигательные шнуры и стал ждать прихода запальщиков. Длина шнуров была рассчитана на время горения их в десять минут. Поэтому зажечь их следовало только тогда, когда запальщики кончат заряжать шпуры на дне шахты и начнут вылезать на платформу, чтобы войти в клеть и подняться наверх. Борский присутствовавший многократно при этой работе, знал точно, сколько времени она занимает, и поэтому мог определить момент зажигания так, чтобы успеть затем спуститься на платформу одновременно с выходом на нее запальщиков. Нужно было только не пропустить прибытие клети, доставившей их вниз. Поэтому он, установив жестянки, потушил свечу, чуть приоткрыл дверь из камеры в шахту, чтобы увидеть спуск клети, и стал ждать. Его тревога миновала, он был уверен, что все обойдется без помех.
Вот промелькнула освещенная клеть с людьми; затем внизу послышались шаги, голоса. Борский закрыл дверь, зажег свечу, вынул часы и стал следить за стрелкой; теперь сердце его билось учащенно - приближался решительный момент. Он стоял вблизи люка с часами в одной и свечой в другой руке, готовый в нужный момент зажечь шнуры.
И вдруг он услышал, что кто-то в темноте крадучись поднимается по лестнице к нему.
"Наверно, Киото! Спустился с запальщиками и лезет проверить насосы... Все пропало, нужно бежать!"
Один взгляд в люк показал Борскому, что человек уже совсем близко - на верхних ступенях последней лестницы. Борский погасил огонь и быстро полез вверх, рассчитывая увлечь преследователя подальше от снарядов, расправиться с ним и все-таки кончить свое дело.
Но при переходе с одной лестницы на другую Борский замешкался и в темноте, преследователь же зажег фонарь и полез быстро, как обезьяна. На следующей лестнице Борский почувствовал, что его схватили за ногу; он обернулся и увидел под собой лицо Киото. Не долго думая, он выхватил револьвер, нацелился в эту ненавистную физиономию, нажал курок раз и второй. Но свет погас раньше первого выстрела, а после второго сильная рука сдернула его с лестницы, и в темноте началась отчаянная борьба.
10. Пойман
Ввиду большой глубины шахты спуск продолжался уже четыре минуты при скорости более 4 м в секунду. Непривычным гостям казалось, что клеть оборвалась и они летят в бездну. Сквозь сетку в полумраке мелькали звенья крепи, перекладины, платформы; слышалось резкое пульсирование насосов и глухой шум воздуха, вдуваемого по трубам; становилось все теплее и теплее, воздух был насыщен влагой. Наконец, клеть остановилась и посетители вышли из нее на платформу, ярко освещенную дуговым фонарем, но совершенно пустую. Лебедка неподвижно склонилась над люком в нижнее отделение; рядом стояли ящики перфораторов, лежали короткие и длинные буры, молотки.
Через второй люк и по лестнице спустились вниз. Здесь было еще более пусто. На неровном дне шахты в разных местах серели затычки из промасленной пакли, которыми были заткнуты шпуры - буровые скважины, приготовленные для вкладывания в них динамитных патронов. В одном месте чернела квадратная яма, в которую со всех сторон струнками и ручейками стекала вода; погруженные в нее своими соплами два толстых шланга жадно сосали эту воду, вздрагивая под ее напором. Казалось, что две огромные змеи, свесившись головами вниз, утоляют свою жажду. По черным стенкам шахты, щетинившимся тонкими плитками сланцев, повсюду стекала вода, капала в лужицы, сверкала огнями под лучами фонаря. Кое-где прихотливо извилистые снежно-белые прожилки известкового шпата и кварца резко выступали на мрачном фоне. От стенок и из ямы с водой шел легкий пар, и воздух в шахте был насыщен им, как в бане, и был так же горяч, несмотря на то, что из многочисленных отверстий по периферии платформы вдувался ледяной воздух, обвевавший стенки.
Гости невольно один за другим нагибались, щупали рукой дно шахты или пробовали пальцем воду в ручейках и отдергивали руку с возгласом "ого" или "какая горячая!". С непривычки становилось трудно дышать, и капли пота появились на всех лицах.
- Ну нет, мы здесь долго не выдержим! - сказал Путилин, вытирая лоб.
- Как тут люди работают? - удивился Функельштейн.
- Если бы не было воды, было бы еще хуже, - заметил Баранов.
- Наоборот, было бы лучше, - объяснил Ельников. - Сухой жар переносится человеком гораздо легче, чем влажный. В сухой, накаленной пустыне вы ходите свободно, тогда как в влажном климате морского берега при той же температуре изнемогаете при каждом движении. Мы надеемся, что когда пройдем эти трещиноватые сланцы, прекратится приток воды и станет легче, хотя температура будет выше.
- Совершенно верно! - заметил Терияма. - Поэтому европейцы так плохо переносят влажный климат тропического пояса и хорошо приспособляются к сухой жаре Египта, Алжира, Аравии.
Он подошел к стенке шахты, вырвал из нее плитку сланца, осмотрел и передал Ельникову со словами:
- Взгляните, как изменилась порода вашей шахты! Вместо тускло-черного сланца, залегавшего выше, здесь слабо блестящий, слегка отливающий серебром, благодаря обильно появившимся мельчайшим блесткам белой слюды. А кое-где рассеяны мелкие, нерезко очерченные бугорочки; это уже несомненно узловатый сланец, порода, слегка измененная контактовым метаморфизмом - от тепла, который выделял из себя при остывании залегающий где-то внизу гранит, прибавил он в пояснение присутствующим, не посвященным в тайны геологии.
- Вы полагаете, что шахта скоро достигнет этого гранита? - спросил Фролов.